«Идеология» есть одна из составных частей, и очень важная, той социальной среды, от которой зависит судьба новой формы, технической или идеологической. Консервативное и задерживающее влияние идеологии может быть громадно. История знает примеры, когда целая культура становилась неспособной к развитию благодаря тому, что вырабатывала идеологию, исключающую социальный прогресс. Так было с рабовладельческой культурой древнего мира, почти так с феодально-католической культурой Испании нового времени и феодально-бюрократической культурой Китая.
С другой стороны, широкая и гибкая идеология чрезвычайно облегчает развитие новых форм и органическое их слияние с социальным целым, ее организующие формы могут сыграть как бы роль связующего звена между «новым», «непривычным» и «старым», «привычным». Главную роль в этом смысле играют формы познания: они помогают «понять» и усвоить новое. Многие изобретения и усовершенствования погибали потому, что были «непонятны» людям своего времени в силу недостатка знаний.
Одного не может сделать никакая идеология — вызвать развитие, послужить для него первичным двигателем. Она не может этого потому, что имеет не прямое, а косвенное отношение к источнику всякого развития — к непосредственной борьбе человека с природою. Если иногда принимают, что это не так, что «идеология» сама может быть настоящей исходной точкою развития, то это бывает обыкновенно благодаря неясности в употреблении термина «идеология». Всю научную деятельность людей относят к «идеологии», а так как из этой деятельности, несомненно, исходят иногда толчки к техническому прогрессу, то и приходят к выводу, что идеология способна быть самостоятельным стимулом развития. Ошибка здесь та, что «научная деятельность» отнюдь не вся сводится к «идеологии».
Всякий «научный» прогресс берет свое начало в сфере непосредственных отношений человека с природою, в сфере «технического опыта». Таким «техническим опытом» является в одинаковой мере и опыт мастерской, фабрики, полевой работы, и опыт лаборатории, физического кабинета, обсерватории, геологических раскопок, собирания растений и ловли птиц естествоиспытателем. Различие непосредственных целей ровно ничего не изменяет в самом типе деятельности, который и здесь и там одинаков, — именно, непосредственная борьба с природою. Поэтому «научно-технический» опыт есть отнюдь не «идеологический» опыт, «идеология» начинается здесь с тех понятий, которые на почве «технического» опыта создаются. И если, например, супруги Кюри в своей «научной» работе открыли радий, применение которого, вероятно, преобразует целые обширные области социальной техники, то они достигли этого не «идеологическим» путем чистого мышления, а «техническим» путем анализа веществ. Ни анализ химический, ни анализ спектральный не представляют собой «идеологических» процессов, это процессы «технические». И даже там, где объектом научного исследования служит живое человеческое тело и его функции, сущность дела остается та же: как объект исследования, человеческий организм есть комплекс «внешней природы», такой же, как те инструменты и машины, которые при этом применяются.
Научно-технический опыт отличается от обыденно-технического только систематичностью и планомерностью выбора условий, при которых он протекает. Благодаря этой особенности, научно-технический опыт легче и законченнее организуется при помощи «понятий», чем опыт обыденно-технический: с этой особенностью связана и непосредственная цель «научной работы». В таком именно смысле можно, пользуясь формулой Энгельса, обозначить научно-технический опыт как «производство идей», но надо не забывать, что практически это прежде всего все-таки производство известных комбинаций во внешней природе, стало быть, в то же время — «производство вещей». И если Энгельс полагает, что в социалистическом обществе «производство идей», как двигатель социального развития, получит преобладание над «производством вещей», то эта мысль совершенно верная, но она отнюдь не должна быть понята таким образом, что роль двигателя социального развития перейдет к «идеологии», а только таким, что одна область технического процесса при этом выступит на первый план сравнительно с другой его областью, отнюдь, однако, не отнимая у нее окончательно значения такого двигателя. Всюду, где человек становится лицом к лицу с природою, из этой встречи рождаются стимулы социального развития.
Я иллюстрирую отношение двух областей технического опыта одним примером, который показывает не только их принципиальную однородность, но и возможность прямого их совпадения. Как известно, в технике мореплавания определение долготы имеет громадное практическое значение; главным инструментом для такого определения является хронометр, поставленный по нулевому меридиану, а способом для такой установки хронометра может служить наблюдение над затмениями спутников Юпитера в связи с соответственными таблицами. Когда капитан направляет на Юпитер свой телескоп, он в точности повторяет то, что 300 лет тому назад сделал впервые Галилей; и хотя один ставит себе «обыденно-техническую» цель найти дорогу и избегнуть рифов, тогда как другой ставил себе «научно-философскую» цель проникнуть в природу вещей, непосредственно-техническое содержание их действий одинаково: в обоих случаях при помощи определенных приемов и орудий вносится изменение в непосредственные отношения человека с природою. Доставка лучей планеты к человеческому глазу в увеличенном количестве и с измененным взаимным отклонением посредством телескопа — отличается ли это по существу от доставки химической энергии для человеческих организмов в измененной для лучшего усвоения комбинации посредством орудия добывания пищи и кухонных приспособлений? Если это сравнение и заставит читателя улыбнуться благодаря тому, что оно непривычно, то оно не станет от этого менее справедливым, как и старая идея о переходе энергии солнечных лучей в химическую энергию огурца.